Бездарность с лихвой уравновешивается послушанием.
Довлатов Сергей Донатович
Беседа переросла в дискуссию с оттенком мордобоя.
Бескорыстное вранье — это не ложь, это поэзия.
Большинство людей считает неразрешимыми те проблемы, решение которых мало их устраивает.
В Америке я так и не стал богатым или преуспевающим человеком. Мои дети неохотно говорят по-русски. Я неохотно говорю по-английски.
В России успех — понятие однозначное. Оно включает в себя деньги, славу, комфорт, известность, положительную прессу, репутацию порядочного человека и т. д. В Америке успехов может быть десять, двенадцать, пятнадцать. Есть рыночный успех, есть успех у университетской профессуры, есть успех у критиков, есть успех у простонародья. Мой случай по-английски называется «критикал эклэйм» — замечен критикой.
Всю жизнь я дул в подзорную трубу и удивлялся, что нету музыки. А потом внимательно глядел в тромбон и удивлялся, что ни хрена не видно.
Всю свою жизнь я рассказываю истории, которые я либо где-то слышал, либо выдумал, либо преобразил.
Единственная страна на земном шаре, где человек непонятного происхождения, владеющий восточноевропейским языком, будет чувствовать себя естественно, — это Америка.
Единственная честная дорога — это путь ошибок, разочарований и надежд.
Если годами не пью, то помню о ней, проклятой, с утра до ночи.
Живется мне сейчас вполне сносно, я ни черта не делаю, читаю и толстею. Но иногда бывает так скверно на душе, что хочется самому себе набить морду.
Жизнь коротка. Человек одинок. Надеюсь, все это достаточно грустно, чтобы я мог продолжать заниматься литературой.
Ирония — любимое, а главное, единственное оружие беззащитных.
Испокон века в России не техника и не торговля стояли в центре народного сознания, и даже не религия, а литература.
Моя профессия — быть русским автором.
Мы без конца ругаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить — кто написал четыре миллиона доносов?
Не жалею о пережитой бедности. Если верить Хемингуэю, бедность — незаменимая школа для писателя. Бедность делает человека зорким. Любопытно, что Хемингуэй это понял, как только разбогател.
Не так связывают любовь, дружба, уважение, как общая ненависть к чему-нибудь.
Ни один литератор не оставил добровольно своих творческих занятий. Среди технической интеллигенции дезертиров сколько угодно, но среди писателей их почти нет.
