Должно скорее следовать мудрости природы, которая как бы больше всего боится произвести что-нибудь излишнее или бесполезное, но зато часто одну вещь обогащает многими действиями.
Коперник Николай
Если уж издавать трактат — надо в предисловии сказать все, что я думаю о праве ученого искать истину! И о праве невежд судить ученого.
И был Аристарх судим за то, что сдвинул с места святой центр мира.
И почему нам не считать, что суточное вращение для неба является видимостью, а для Земли действительностью.
Итак, Земля не является плоской, как думали Эмпедокл и Анаксимен, ни тимпанообразной, как считал Левкипп, ни ладьеобразной, как у Гераклита, ни какнибудь иначе вогнутой, как у Демокрита точно так же она не цилиндрическая как у Анаксимандра, и не опускается вглубь бесконечной толщиной, как считал Ксенофан, а абсолютно кругла, как учат философы.
Многие другие ученые и замечательные люди утверждали, что страх не должен удерживать меня от издания книги на пользу всех математиков. Чем нелепее кажется большинству мое учение о движении Земли в настоящую минуту, тем сильнее будет удивление и благодарность, когда вследствие издания моей книги увидят, как всякая тень нелепости устраняется наияснейшими обстоятельствами. Итак, сдавшись на увещания, я позволил моим друзьям приступить к изданию, которого они так долго добивались.
Обязанность философа заключается в поисках истины повсюду и насколько провидение это только позволяет человеческому разуму.
Отвергая геоцентризм, мы оказываемся перед выбором — или искать иной центр движения, к которому относится порядок распределения планет, или допустить, что вообще не было никакого принципа распределения.
Порицание может принести лишь умеренную пользу, да и мало прилично, ибо только бесстыдным умам свойственны желания быть скорее насмешником Момом, чем поэтом-создателем. Кроме того, я боюсь, что кто-нибудь может рассердиться на меня за то, что я других браню, а сам лучшего не даю.
Сложные движения, нелегко, достаточно хорошо объяснить словами, тем более что, на слух воспринимается хуже, если не видят глаза.
Философы ввиду необычного совершенства неба называли его видимым божеством. Поэтому, если оценивать достоинства наук в зависимости от того предмета, который они исследуют, наиболее выдающейся будет астрономия. Сама она, являющаяся бесспорно главой благородных наук и наиболее достойным занятием свободного человека, опирается почти на все математические науки.
Что же касается порядка планет, то древние философы пожелали его установить на основании продолжительности их обращений, полагая, что из тел, имеющих одинаковую скорость, будут казаться движущимися медленнее те, которые находятся на большем расстоянии, как это доказывается у Евклида в “Оптике”. Поэтому они полагают, что Луна совершает свое круговое обращение в кратчайшее время, так как она вращается ближе всего к Земле по наименьшему кругу. Самым же вышним является Сатурн, который в наибольшее время обходит длиннейший круг. Ниже находится Юпитер. После него идет Марс. Относительно Венеры и Меркурия имеются различные мнения вследствие того, что они не могут удалиться от Солнца на любое расстояние, как приведенные выше планеты».
Чтобы Твоему Святейшеству не показалось, что относительно пользы этого труда я обещаю больше, чем могу дать, я перехожу к изложению.
Я долго колебался, публиковать ли свои комментарии о движении небесных тел, или последовать примеру некоторых пифагорейцев, которые передавали философские тайны посвященным и друзьям, не письменно, а устно. Для того чтобы самые важные вопросы, с великим усердием изучаемые знаменитыми людьми, не осквернялись людьми праздными, которые не любят предаваться никакому серьезному труду, кроме прибыльных занятий, или людьми ограниченными, которые, занимаясь науками из одного тщеславия, втирались между философами. Как трутни между пчел.
Я думаю, что тяжесть есть не что иное, как некоторое стремление, которым божественный Зодчий одарил частицы материи, чтобы они соединялись в форме шара. Этим свойством, вероятно, обладают Солнце, Луна и планеты; ему эти светила обязаны своей шаровидной формой.
Я перечитал все философские книги, какие только мог достать; мне хотелось убедиться, не высказывал ли кто-нибудь другого мнения о движении небесных сфер, кроме того, какому учили в школах. Я увидел у Цицерона, а затем у Плутарха, что «Земля обращается около огня». Впрочем, главные последователи Пифагора, каковы Архитас Тарентский, Гераклид Понтийский и другие, учили тому же — что «Земля не неподвижна, но около огня вращается и не принадлежит ни к самым важным, ни к первым частям мира.
Я предпочитаю довольствоваться тем, за верность чего могу поручиться.
Я спорил с людьми за правду, но с Богом - никогда, спокойно ожидая конца отмеренного мне времени.
